И я продираюсь через заросли, через кусты, и вдруг несколько строчек о старом банкире, – жена сажает его на скамейку на набережной и уходит за газетами, или ещё за чем-то, и эти пятнадцать минут её отсутствия кажутся ему долгими, а она оставляет его одного на скамейке, чтоб он почувствовал небеспомощность, чтоб чувство собственного достоинства его поддержать...
Или вдруг про то, как корабль в море движется на горизонте – медленней, чем перелетает от цветка к цветку бабочка...
Лучше всего читать Пруста в автобусе, идущем через лес, чтоб краем глаза – зелёные каштаны, которым хочется сомкнуться над неширокой извилистой дорогой.
Крапива чуть не по пояс, малинник, заменивший ежевичник, вытягивает трёхпалые лапы на тропинку – можно, конечно, читать Пруста на васькином пне, у которого грызла палочку Катя – пока Таня носится за гугутками, хоть ей боже крылов не дал – и три вырезанных из чёрной бумаги вороны пролетели, переговариваясь о своём.
