Один американский физик, а до того израильтянин, сто лет назад говорил, что прижился в Америке, потому что у него там дом, а дом – это значит сад, то есть собственное дерево – к которому не в гости ходишь.
Васька тоже дом оценивал участком – есть сад – значит, дом, а ежели вместо сада истоптанный пятачок, – так и о доме речи нет.
Да ладно, пусть себе будут общие деревья – к чему помещичий инстинкт – важно, что знаешь их в лицо.
Наверно, назвать бы каждое следовало – а то дерево, да дерево, в несправедливой безымянности – и записать в книгу, вот в такую, как мы в Сиене видели – лежат огромные тяжеленные, с засовами обложки, картинки переливаются призывно в углах страниц – увы, под стеклом, не поперелистываешь, и наверно, из какого-нибудь монастыря от монаха-переписчика к месту назначения доставили на осле, который понуро волок тележку, потряхивая серыми ушами.
Так деревья, да – возвращаясь домой после почти двухнедельного отсутствия, ещё из окна машины, – угу, у детской площадки уже розовая ранняя вишня вовсю играет свою партию, – «...Как в оркестре под взмах дирижёра вступают цветенья одно за другим.»
И с приятностью отмечаешь – а вот этой белой вишне возле школы ещё не пора, мы ещё в начале...
...
В метро вдруг афиша – иду, как на дудочку, завистливо – моё, совсем моё, вот к этому бессильно рвусь, когда фотографирую – поле на ветру под взбесившимися облаками – выставка Вламинка в Рюеле, в парижском пригороде, – до конца мая.
