Бывает, что входишь в резонанс с продвижением дня – от утра к вечеру. В такие дни следует не на работу идти, не перед экраном сидеть, а только пешком – пешком. Взять собаку и через лес, по той дорожке, по которой, по Васькиным словам, в Версаль кареты ездили, – и правда, из травы, из-под сухих листьев булыжники, куски бывшей мостовой, выпирают.
Нет, конечно, ближнее подпарижье не лучшее место, чтоб начинать совсем пеший поход, – придётся машинные широкие дороги пересекать, – лучше б, наверно, доехать до какого-нибудь Барбизона, где густо–бордовый дикий виноград вцепился в серые каменные стены.
И оттуда через поля, где лошадки пасутся, может, уже и попоны надели зимние. Через огромный лес Фонтенбло. А впереди чтоб собаки – Таня бежит, Нюша и Катя лесными кораблями качаются.
Я всегда огорчалась, что не обойти нам с Васькой Францию пешком по периметру, читала про людей с осликом, которые это сделали. В Пиренеях на узкой тропке ослик поскользнулся и чуть не улетел в пропасть, но ребята сумели его удержать, и с тропки, дрожа, ушли на дорожку пошире.
А почему иногда оставляют в наследство котов? И того, что потребовал, чтоб ему сапоги пошили, и того, который спас от мышей королевство, где не знали кошек. Осла оставляют в наследство чтоб работал, кота, – чтоб находил нетривиальные решения, а собак в наследство ни один мельник не оставил. Уж не потому ль, что в собаке живёт собственная душа, как-то уживается с собачьей, а кто ж будет оставлять в наследство душу?
Вечером с Таней уже не погуляешь, после семи волной набегает тьма – и я, не угрызаясь совестью, побрела через город – по набережной от Нотр Дам до Орсэ. Вдоль воды, не наступая на золотые тополиные кружочки.
«Что ты видала при дворе?» – не «мышку на ковре», а рыжую кошку на барже. Как живётся кошкам на баржах, не чихают ли?
«У музея Орсэ чугунные звери ходят туда–сюда.»
В дымчатых на просвет сумерках я нырнула под землю, а когда у Эйфелевой башни электричка выскочила на поверхность, уже упала чёрная ночь и разноцветно светились окна за рекой.
