Наверху, на последнем всего лишь пятом этаже, на велосипеде, запертом на крошечном балкончике, – человек в шортах и майке отчаянно крутил педали – но с места не сдвигался – решётка не пускала – казалось бы, что на такой скорости педалекрученья мог бы он взлететь и сделать круг над крышами – но нет, видимо, хоть маленькие, хоть какие, но чтоб взлететь, – крылышки нужны на раме.

Внизу у вздувшейся ещё не перелившейся через край реки стоял на плоских разлапищах лебедь-слон, отъевшийся на харчах с пришвартованных барж. А рядом изваянием громадный мастиф – глядел на лебединую толстую жопу, привязанный к поводку.

Я заторопилась – скорей к лестнице вниз, к воде – краем уха услышав «Петь, нам скоро поворачивать» – прошуршали мимо два велосипеда – из тех прокатных, что взял на одной стоянке, оставил на другой.

Лебедь вблизи был ещё больше – не долетит до середины Днепра, даже до середины Сены не долетит – против законов физики.  Он и не собирался никуда – нагибал шею, чистился, что–то такое бормотал, впрочем, негромко.

За отсутствием аппарата я сфотографировала его планшетом – из уважения. А когда отошла на пару шагов, услышала за спиной отчаянные по нарастающей крики : «Tapi! Tapi!!! Tapi, NON!!!»

Тапи – чёрный овчаристый пёс – нёсся во весь опор – лебедь неторопливо раскрыл немаленькие крылья и всё-таки взлетел – впрочем, не рискнул лететь до середины… – уселся на воду в двух шагах от берега. Тапи, не будучи ньюфом, преследовать его вплавь по Сене не стал. Высокий мальчик с большим красным рюкзаком улыбнулся мне и развёл руками. «Моя ничуть не послушней» – пробормотала я, глядя на удаляющийся чёрный хвост. Лебедь покачался на рыжей волне и встал на лапы.

В сумерках красный рюкзак ярким пятном мелькал впереди.

И опять : «Tapi !!! ». На этот раз он решил пристать к толстой бело-рыжей собачонке, задумчиво нюхающей сухие платановые листья у ног мужика с очень располагающим усталым лицом – он курил, сидя на каменной тумбе,  погружённый в свою жизнь, – глядел в воду, а может, и просто в свои мысли.

Темнело. Чайки, подсвеченные фонарями,  кружили облаком на фоне Луврских стен, и рифмовались с облаком бегающих синих фонариков на платане.

Я быстро шла. Иногда меня обгонял какой-нибудь велосипедист с фонарём на руле, иногда бегуны,  сверкающие огоньками на кроссовках.

Шла да шла – мимо пивнушек на баржах – цветные огни, рыжее пиво, за стеклом река – красивая жизнь в представлениях моей юности за корешками любимых западных романов. Мы за ней в Таллин ездили.

Светилось колесо обозрения на place de la Concorde, на которой Маяковский собирался жениться.

C глухим звяком падали минуты в алюминиевый бидончик с вмятиной на боку, отдаваясь эхом, эээ - хом, гулким под мостом эхом.