По наводке Ишмаэля и Луки я с опозданием на тридцать лет прочитала ещё одну книжку Ирвинга.
Недостатки у неё, в общем, те же, что в «A prayer for Owen Meany». Она слишком многословная. Впечатление, что Ирвингу было никак не поставить точку.

Тем не менее, читала я её почти всё время с интересом.

Может быть, было бы лучше, если б книга делилась отчётливо на две части – том первый и том второй. Ведь это же толстенный роман, с половину «Саги». А деление той же «Саги» на тома не произвольно – и даёт законченность отдельным частям, которые могут восприниматься, как цельные книги.

Скажем, самый, на мой взгляд, прекрасный кусок – про то, как юный Гарп живёт с матерью в Вене – начало писательства, отношения с проститутками, пятидесятые годы, тень прошедшей войны – эта часть такая живая и подлинная, что пока её читаешь, Ирвинг кажется больше, чем он есть...

И сюда же матрёшкой входит первая книжка Гарпа. Эта повесть в романе вполне завершает готовую книгу, в которой рождение и детство Гарпа оказываются заставкой.

Но на самом деле, всё это вместе меньше трети романа.

Американская часть – собственно, жизнь взрослого Гарпа, – мне сначала показалась затянутой. Потом в неё я тоже вчиталась. Но всё-таки предпочла бы, чтоб первая часть была отдельным томом.

Вообще же в целом «The world according to Garp» обладает крайне важным свойством настоящего романа – читая, вписываешься в жизнь людей, о которых Ирвинг рассказывает, и книга становится и о тебе тоже, и о твоём...

С любимыми романами ведь всегда возникает симбиоз – их проживаешь.

Я читала очень подробную прозу, медленную, срасталась, узнавала в фобиях Гарпа свои собственные, в его постоянном страхе за близких свой собственный страх, – и вдруг, когда ничего плохого не ждёшь, ужас происходит.

Сначала один. Потом другой, третий – с небольшими перерывами.

И задумываешься – а не многовато ли ада на одну жизнь?

А продолжая дальше – осознаёшь, что в мире Гарпа отчётливый перебор насилия.

Следующий вопрос, который у меня возник, – а нету ли в американском психологическом мире много больше, чем в других мирах, подспудного насилия, угрозы, страха насилия?

Автокатастрофы, изнасилования, убийства...

Как американский страх леса – лес, это – чужое и опасное, глядящее в окна.

Так и повседневность – чужое и страшное дышит рядом – мир Гарпа естественно включает страх перед всем, что за собственными пределами. Безглазое чудовище колышется.

***
У Ирвинга, к счастью, нету этой черты современного типического взгляда, в котором мужик – потенциальный насильник, а женщина – потенциальная жертва, взгляда, из-за которого мне так неприятен нынешний феминизм. У Ирвинга – насильники обоих полов. Убивает Гарпа оголтелая феминистка, после того, как другой оголтелой феминистке, с этой вовсе незнакомой, чудом не удаётся его убить...

От того, что насилие совсем рядом, непрерывно присутствует, оно банализуется – убийца Гарпа после психиатрического лечения выходит из клиники, сходится с кем-то, детей рожает, – ну, убила, ну, вроде как, – бывает.

Кстати, ещё любопытно – типическое по нынешним временам обличение общества, – что дескать, оно (общество) всегда жертву-женщину обвиняет в том, что та сама виновата, рокируется в истории с Гарпом – окружающие Гарпа люди предостерегают его, что не надо залупаться.

И Гарп, жертва-мужик, оказывается сам-виноватый... Его убивает женщина из секты, против которой Гарп выступил...

Мне давно уже кажется, что на глубинном подсознательном уровне у человека, воспитанного в постпуританской культуре, психологически секс связывается с насилием, – от этого происходит очень много бед – с двух сторон – с одной оказывается, что насилия (не обязательно сексуального, просто насилия) в постпуританском обществе больше, а с другой – от страха перед насилием, от поисков насильника в себе, постпуритане ищут его там, где его вовсе нет...

***
И ещё, конечно, «The world according to Garp» – книга о писательстве. И матрёшечная структура очень хорошо тут проработана. Джон Ирвинг пишет книгу о мире по Гарпу, Гарп в свою очередь пишет книгу о мире по Бенсенхейверу, который, правда не писатель, а бывший полицейский.

Мать Гарпа написала книгу о собственной жизни, и эта книга оказалась столпом феминизма, при том, что мать Гарпа – не феминистка, и книгу она написала о неверности стереотипов, и о свободе жить так как хочется. Но стереотипы, о которых она, это отнюдь не стереотипическая недооценка обществом женских способностей, а стереотипическая оценка обществом желаний и целей людей.

И не стала ли бы следующая книга Гарпа, если б его не убили, книгой об Ирвинге?