Вчера вечерней зимней ночью ветер выл и свистел за окном, продирась в подрамные щели.

У кого-то где-то в Нормандии он оборвал провода, – вот, кладёшь все яйца в одну корзину, спотыкаешься, – и шмяк, – у нас если электричества нет, дык и чаю не выпьешь, сто лет, как отказались от газа, расцветающего на плите синими цветами, – только электрические красные угольки под итальянским утренним кофейничком. Но у нас ветер угомонился, да и вчера проводов не рвал.

Но зато продул в облаках дырищу, и когда мы с Сашкой в автобусе подъезжали к дому, вдруг показалась круглая лунища, и я сумела махнуть рукой лунной собачке – не грусти, собачка, не вой с луны на землю, мы тут, помним тебя!

Ёлка наша сыплется, устлала иголками пол – всё потому, что в этом году настоящая ёлка, не пихта, не сосна. А новая гирлянда, впридачу к четырём старым, не мигающая, не разноцветная – светлая гирлянда каждый вечер напоминает, что не зря я её в дом принесла – она не сразу гаснет – медлит, светится в темноте слабеющим светом – напоминая о том театре, который в детстве был волшебством – «я не увижу знаменитой Федры» – о «Щелкунчике», где ничто не предвещает скучной бюргерской концовки.

Я не умею фотографировать ёлку, она у меня не влезает в объектив, а если и удаётся засунуть, так вместе со всяким мусором, с заваленным столом, завешанными одеждой стульями...

Лампочки скачут, пляшут, расплываются, и в аппарате сломалась автоматическая наводка на резкость, так что даже игрушки по отдельности не хотят сниматься, а ведь на ёлке висят подарки, а не просто ёлочные игрушки.

В нынешние времена, когда не подаришь ни книг, ни фильмов, ни музыки – всё доступно, всё в сети, всё скачивается, – лучший подарок – ёлочная игрушка. Ёлочная игрушка – имя прилагательное – к месту приложена, не какой-то там дурацкий предмет из тех, что Васька так не любил за то, что стоят на полках и заслоняют книги.

Нет, ёлочные игрушки не таковы – они год тихо лежат в коробках, ждут своего дня, и пусть жизни им месяц в году, но зато этот месяц есть им щастье!

Больше всего игрушек от Сашки-Гастереи – конечно! – Гастерея ведь похожа на нашу с Машкой маму, они из породы Муми-мам, – и вот скачут красные лапландские олени, горят окошки в домиках, белый ослик покачивается на ветке, мышка в колпаке вид имеет довольный, будто даже кошки ей не страшны...

От Сашки-Альбира игрушки солидные, тяжёлые. Зелёный крокодил, крупные стеклянные овощи. И космонавт в полном космическом облачении – игрушки шестидесятых.

От Машки окошки-окошки-окошки – без домиков, просто отдельные окошки, и бусы, и красный шар с весёлым дедом Морозом с бородой до ушей, и синий шар – а на нём ледяная звёздная ночь.

Лондонская телефонная будка от Наташи Рубинштейн, старинная стеклянная конфета от Марьи Синявской.

Аня прислала мне из Нью-Йорка прозрачный шарик, на котором она нарисовала зелёную ветку.

Тяжёлый шар с ветряными мельницами из Амстердама от деда Мороза, которому Катька с Сенькой помогли.

От Аньки сверкающий красный с зелёным паровоз, собака-машинист в рождественском колпаке из окна высовывается! Я люблю паровозов – этих полезных дымодыхих драконов.

И наш с Васькой самый главный шарик, – дымчато-голубой, а на нём домики с заснеженными крышами, и в них окна горят.

***
На трактор нападает Дон Кихот,
Козлёнок разлетается в осколки,
Играет с медным саксофоном кот,
Ёж со слоном встречаются на ёлке,
К ракете прилипает рифма «волки»...
Включим-ка свет... Ну что произойдёт?
В окошки домиков скользнёт восход,
А может лисий хвост помашет с полки?

Тут повар врёт, что мушкетёром был,
Медведь на скрипке танго запилил,
И мяч бурчит что он не шар, а призма...

Семь лампочек мигнут – зажгутся пять...
Но ты едва ли станешь утверждать,
Что Новый год – источник абсурдизма.