Я вышла с работы под пышные наползающие друг на друга облака – небо набухало как дрожжевое тесто – но ветер прорвал дыру, и в неё рванулся свет – ещё не предзакатный, но уже вечерний.

Мне очень захотелось пробежаться через город, доехать до Жюсьё, добежать до Нотр Дам, поднять голову, глянуть, кивнуть, потом с набережной отвернуть и мимо фонтана в устье Сен-Мишеля, по Сен-Андре-дез-Ар, мимо столиков, глядя с завистью на стаканы с пивом, бокалы розового – на то и чужая жизнь, чтоб с завистью на неё глядеть…

Я даже повернула к метро, но одёрнула себя и пошла на автобус – последние дни, когда, если удаётся до восьми дома оказаться, я ещё успеваю в последнем свете с Таней в лес.

Из темнеющего леса, где только на заднике, за верхушками каштанов – густое золото с возрожденческих картин, мы вышли на свет, к пруду, на поляну.

Таня носилась, как жеребёнок, вскидывая лапы.

Людей почти не было – пятница, девятый час, темнеет. Проехал велосипедист, прошуршав травой. Прошла пара.

Облака держались под поверхностью воды на небольшой глубине. Чёрные водяные курочки переговаривались пронзительными голосами.

Книжки на полках, облака в небе и под водой, свет в окнах, когда в сумерках мы вышли из леса, подсвеченная закатом Нотр Дам, – вертелись карусельными лошадками под тихую музыку.