На ферме появились устрицы. Каждую зиму раз в неделю из Вандеи приезжает усатый носатый в нахлобученной шляпе и красном шарфе – ну, как у Сезанна должен выглядеть продавец устриц, он же их выращиватель, – вот такой и есть, и в прохладном предбаннике у входа в ферменный магазин раскидывает свой прилавок – серые шершавые из моря устрицы, тонкокожие светящиеся лимоны, белое до почти прозрачности вино – так и вижу, конечно же, у Сезанна – продавец устриц.

Обычно когда появляются устрицы, на ферме уже закрыт сбор яблок, но в этом году, наверно, особый урожай – вечером, на обратном пути из лесу Рамбуйе, когда небо впитывало последний свет, – вот за дальними кустами густо-розовый закат – мы заехали за творогом и увидели, что народ ещё вовсю собирает и яблоки, и редьку, и свёклу – ну, мы поленились, а только набрали ледяных кислых яблок из огромных ларей, поздоровались с сияющими тыквами – а вечером Колька бодро открывал первые в этом году устрицы.

Грибов почти нет – зелёных груздей-переростков я брать не стала, достаточно уж солёных грибов стоит в холодильнике.
В лесу пахнет винным погребом, деревья ещё не облетели, ещё светятся.

Мы ехали по привычной дороге – палевые коровы на ослепительно зелёной траве, потом вкатились в лес, – узкая дорога петляет, освещённая буками, потом деревня Дампьер, –булыжная мостовая, церковь (12-ый век, 13-ый?), на крыше петух, – и вот лошади в попонах пасутся на лугу у поворота.

Ну что ж – ноябрь зашёл за середину, пять недель до Рождества – шутка ли – неделя просвистывает, её не удержать, чуть притормаживая у субботы.

Вот и называется мой жжурнал летопись – всё пишу и пишу – одну и ту же толстенную книгу.