После недели тугого восточного ветра – особенно в нашем переулке он стрательно и равномерно упорно толкал в нос, давил на лоб, – наконец отпустило.

Как с болящей головой – сначала неуверенно её поворачиваешь в предощущении боли, но уже не идёт она нарастающей волной, а потом вдруг – вроде вдруг легко. И вот сейчас – вчера ещё щупаешь воздух – рукой без перчатки, носом поводишь, – а сегодня – всё – дышится!

Есть какая-то правда в последнем зимнем холоде – вот когда отпускает, и живы без наледи нарциссы, и чёрная жирная земля, хочется её в руки взять, – ручьи, лёд в лужах – последние одинокие ледышки, а на пруду в белом сияющем свете – лёд.

И чудится непременно – я не видела её сегодня – верба в серых серёжках, и жёлтые серёжки на каких-то ивовых, и вдоль ручья идёшь-бредёшь, и в облаках голубые чуть зябкие дыры. И мокрый сладкий воздух заглатываешь.

И мы – человеки, собаки – по старой дороге в Версаль, когда-то мощёной, – мимо идущих по склону вниз нежных блестящих вишенных стволов, мимо берёзовых, – и наши умеренные широты ползут в весну, посверкивая жёлтыми лютиковыми, мигом раскрывающимися в траве, с тихим шорохом вверчиваются в весну.