И этот холод, эта хмурь сковывают, глушат.
Кукушки первоапрельские не слышны – а сколько раз я их в Рамбуйе именно первого апреля слышала. И глухое внутреннее ворчанье, совершенно зимнее, когда не находишь, к чему себя приткнуть – и о том написать, и о сём, и поработать можно бы не над тем, что вечно не успеваешь, а впрок, вперёд.
И кажется, что именно тепла не хватает, чтоб сложился день правильным пазлом.
И почитать того-сего, и подождать каникул, - смысл-крысл-мышел-вышел-шишел.
И когда я после прогулки с Таней плюхнулась поспать – очень у нас с Васькой было важное – поваляться в воскресенье днём, а ведь и тогда бывали дни, когда так же я ворочалась внутри себя, укладывая нос на хвост, или хвост на нос, сворачиваясь, хотя сейчас трудно поверить, что тогда бывали такие дни. Но вот я заснула, а проснулась от того, что кто-то включил верхний свет, и некому – не Таня ж его включила – и только открыв наконец глаза, повертев головой, я осознала, – это не электричество – это вечером пробило тучи солнце.
