Всё-таки обидно, что проснувшись в 7 утра, глянув на отражение сада в распахнутой стеклянной двери, проваливаясь опять в сон – Таня взгромоздилась на кровать с одного боку, Гриша с другого, песок скрипит на простыне – говоришь себе – сон запомнить – потом просыпаешься в девять – и никакого сна – улетел – в надутое синим воздушным шариком небо – хорошо хоть сосны не улетают – только надувают зелёные паруса.

Из таких вот утерянных снов – скрипит песок под колёсами у самого синего моря – никак не машина – неужто карета на резиновом ходу? – этого в яви точно не было – вечером мелкие волны плещут лодке в бок – на озере, сладкий запах озёрной воды, и лёгкий скпип уключин – это в яви было.

Отращиваю плавники. По Лысенко, наверно, вполне можно отрастить. И жабры заодно. Если по четыре часа в день проводить в воде, авось вырастут. Во все дырки между камнями залезаю, иногда почти процарапываясь животом – и вдруг выплываю из-за камня и ухаю от бездонной синевы.

Если не торопиться – особый кайф – маленький кальмарчик выскочил из-под плоского камня, заметил меня и назад, осьминожек сидит в подкаменной норе, от меня защищается двумя розовыми камушками – я подныриваю, он камушки щитами выставляет. Одна небольшая рыбка ткнула другую носом в бок, рыбка, невежливо тыкнутая, обиделась, хвостом взмахнула и уплыла. Большая травоядная рыбина с расстановкой обедает зелёными водорослыми. В ракушке, за которой я нырнула, живёт краб-отшельник, усами шевелит.

Покачаться в тёплой волне, глядя на зелёные заросшие холмы, – мимо чужого дома – между ним и морем что-то вроде тропинки с перепрыгиваньем между камней – распахнута дверь в глубину пространства, и зеркало на стене блеснуло – вот ведь – открываешь дверь, и в зеркале море.

Домой через рощу. Подхожу – не удивилась бы совсем Ваське за столом в своей любимой жёлто-пёстрой гавайской рубахе. Умер-шмумер... Цикады в роще крещендо.

Не сон у меня утром в голове вертелся – другое – каждый из нас в центре своей собственной вселенной, давно превратившейся в решето, – с этим я проснулась. Трепещут наложения вселенных, пересечения...

После заката, перед тем, как потемнеть, небо выцветает. Море затаивается. Цикады исступлённо в унисон пиликают, и вдруг замолкают.

И – всё – кончился день – ещё один скатился бочкой, плюхнулся в море.

Большая медведица по ночам заваливается за крышу, а Кассиопея над крышей зависает. И спать очень обидно – на продавленной раскладушке на плоской крыше лежать, да падающие звёзды считать – куда как правильней, спать и зимой можно. Но разум побеждает, заставляет спуститься в собственную кровать.