Мы поленились собирать чернику в лесу, мы её попросту купили. Черничник по дороге от дома на пляж, естественно, обобран. А вот маслята выросли.
Софи, как и положено хозяйственным девочкам, решила собрать малину по ягодке в малиннике, среди крапивы, и тут на полянке наткнулась на земляничник – не сказать, чтоб большой, но всё ж совместными усилиями маааленькую чашечку мы собрали, и даже Арька, которому, как бесхозяйственному мальчику хотелось собирать в рот, тоже принял участие в заготовках. И Сашка сварила варенье – маааленький ковшичек, добавив к нашему урожаю клубнику.
В Хельсинки включили лето – пышущая европейская жара откликнулась жарой северной – прогревшимся заливом, в котором Софи демонстрировала чудеса трюкаческого плавания – кувырок вперёд, зажав нос, кувырок назад, зажав нос, казачий танец с бульканьем и брызгами, а ещё плыла к красному буйку, поворачивала обратно с полпути, горделиво оценив оставшееся до него расстояние, как «совсем чуть-чуть». Арька носился по морю с мячом, и был почти самодостаточным – только иногда пытался оседлать сестру и поплавать немножко верхом.
На балконе диван – усаживаешься на него – и гляди себе в синее небо, где то стрижи чиркают, то чайки крыльями машут.
Возвращаясь с купанья, мы обнаружили совсем у берега большой плот, наверно, кто-то его приспособил, чтоб загорать, и на него от набережной ведёт довольно широкая доска над мелководьем. Мы на этом плоту устраивались под вечерним солнцем, читали вслух, или истории рассказывали – один раз втроём с Софи и с Арькой, а один раз Илья к нам присоединился – отличное место книжки, взятые с собой, читать – ну, как та корова, которая взобралась на берёзу, чтоб есть яблоки, которые у неё с собой были.
В субботу поздним вечером Сашка собралась испечь пирожки с капустой, а детям ещё и булки с сосисками, и вот поставила она булки в духовку, а через десять минут обнаружила, что духовка примерно комнатной температуры – увы, духовки тоже не вечны и иногда умирают.
Как говорила моя бабушка – «голь на выдумки хитра» (кто такая эта голь уж не знаю – типа санкюлотов, надо полагать), и уж не знаю, хитра ли эта голь, а вот Сашка точно хитра – она поставила на плиту кастрюлю – прочную железную, внутрь кастрюли такую тумбочку керамическую, и под объяснения Ильи детям и мне, почему нельзя на раскалившуюся керамику капать водой, уложила на неё две булочки (больше не помещалось) – и был у нас отличный ужин – в два часа ночи. А к трём и все пирожки (по два-то небыстро) испеклись, и что совсем удивительно, даже зарумянились.
Впрочем, и без пирожков, мы, – так называемые взрослые, – ложились в три. А вставали – ну, маленький Макс в десятом часу всё-таки считал, что пора позавтракать.
В одну из ночей наш слух усладили четверо мужиков рассевшихся на лавочке под окном – они вели беседу, содержание которой мы сначала не могли уловить – кроме всё время повторявшегося слова «хуй», другие слова от нас ускользали. Пили они, судя по паре пластиковых бутылок, которые переходили из рук в руки, кока-колу. То ли не-кока-колу они выпили до того, как усесться под окнами на лавочку, то ли в бутылках от коки у них был, к примеру, непонятно как туда попавший ром.
Сашке удалось в конце концов понять, о чём они – «что мы, блядь, в Венецию маршрута на составим» – услышала она.
А ещё мы играли в игру «Битва за Хогвартс», где четверо героев – Гарри, Рон, Хермиона и Невилл сражаются вместе против злодеев, за которых никто из живых игроков не играет, только бессловесные, вытянутые из перетасованной колоды карточки. Наверно, теоретически злодеям-карточкам можно проиграть, но у нас (впрочем, мы сыграли в игры только по первой и второй книжкам, небось, дальше-то пострашней будет) побеждала всё время дружба.
Три полных дня, и ещё один вечер и одно утро – детского дачного...
