Начало

А ещё бабушкина коммуналка.

На Херсонской. В доме с цветными неразбитыми стёклами на лестнице – Ленин там пару раз переночевал, и в музей-квартиру экскурсии водили.

Около самого дома заворачивал трамвай и страшно скрежетал по ночам. Блики по потолку бегали.

В квартире были телефон и ванна.

Номер телефона, по всей видимости, несколькими цифрами совпадал с номером больницы Карла Маркса. Так что звонившие в больницу нередко попадали в бабушкину квартиру.



До войны жил в одной из комнат весёлый человек, про которого рассказывали, что однажды, когда у него в очередной раз спросили по телефону, не больница ли это Карла Маркса, он ответил – «да». А когда в ответ на это злополучное «да», поинтересовались, кто говорит, он, нисколько не задумываясь, сказал – «сам Карл Маркс». После этого случая весёлый человек исчез, впрочем, подозреваю, что эти события не так уж и связаны.

Я, а потом мы с Машкой, ездили к бабушке мыться в ванну – раз в неделю. По субботам. По субботам в детском саду давали ненавистный с пенками молочный суп, и добрая бабушка Бабаня – баба Аня – забирала нас к себе.

Любимейший в детстве суп – суп-рататуй. Я удивилась, когла узнала, что рататуй во Франции вовсе не суп, а просто тушёные овощи.

Суп был овощной – картошка, морковка, пакетик сельдерея с пертушкой – с рынка, перевязанный ниточкой.

А ещё капустные кочерыжки. Не слишком часто – рогульки с корицей – тёплые, пушистые, и иногда рассыпчатные печенья из сырков.

Бабаня жила с сестрой Галей. В детстве мы слышали, что у давным-давно у Гали был любовник – швед. Вряд ли ведь говорили «любовник» – а каким словом пользовались, хоть убей, не помню. Швед после револющии уехал в Швецию, а Галя осталась строить Советскую Власть.

Гораздо позже я узнала, что никакой он был не швед, просто эмигрировал в Швецию, а Галя не захотела.

От шведа остались старинные вещи – рояль, огромные бокалы, которые в нашем доме назывались царскими, шумящая морем ракушка, – впрочем, возможно, ракушка принадлежала Гале.

А ещё кресла – близнецы того кресла, в котором художник Бродский рисовал Ленина. Кресел было два – их составляли сиденье к сиденью, и получалась кровать.

Потом одно из этих кресел переехало ко мне в квартиру на Детской улице, где мы с bgmt жили до самого отъезда в Америку. В кресле была изрядная дырка, и на какой-то пьянке один из гостей припрятал в глубине кресла бутылку водки. Припрятал и забыл, не вспомнил даже, когда в конце пьянки водки не хватило, и народ бросился на поиски затерянной бутылки. Не нашли. Нашла её я через некоторое время – засунула руку в кресельную дырку и вытащила бутылку.

С Галей мы ходили гулять, присаживались отдыхать на деревянные лесенки-приступочки, которые часто появлялись около булочных, с них хлеб сгружали. Так что сидели в облаке горяего хлебного духа.

Коммуналка была дружная. Замечательная соседка «из бывших» Агриппина Дмитриевна дарила мне вырезки из «Огонька» – репродукции, а ещё разноцветные крышечки – от кефира, молока, ряженки. Я зачем-то их собирала – наверно, блестящим цветам радовалась, эти крышечки точно могли составить сорочье счастье.

Сильно позже состарившаяся Априппина Дмитриевна уехала жить к племяннице (мы её как-то раз навещали), а в её комнату вселился сосед с чудной фамилией Персидский.

Персидский был алкоголик – его пребывание в квартире началось с того, что он выпил в ванной все соседские лосьоны, и закончилось тоже бесславно – он, бедолага, на улице замёрз.

После ванны мы чаще всего оставались у Бабани ночевать, но иногда всё-таки уезжали домой – на такси – это было дополнительное счастье.

Мы ехали через площадь Восстания и смотрели на электрического зелёненького человечка, который сиял на доме почти у самой крыши. Ещё одно удовольствие.

Когда я была в Питере этой осенью, мы с Машкой, проезжая через площадь Восстания встали в тупик – обе мы помнили зелёного человечка и твёрдо помнили, на каком именно доме он перебирал ножками – расхожднений у нас не было на этот счёт. Только вот видеть этот дом из такси, едучи со Староневского на Васильевский, мы могли только, если ехали с головами, отвёрнутыми назад... А этого-то мы как раз и не помнили.
...............................................................................................................................................

Мы не бьёмся кулаками в наше прошлое, пытаясь понять, как же это – что-то было, и нет, не колотим зеркал в неузнавании, только верим в память пространства – иногда ловим в улицах эхо.