«Расстояние: версты, мили...
Нас расставили, рассадили»
Вздыбленный! В белую ночь. Дворцовый или Лейтенанта Шмидта.
Я всю ленинградскую жизнь прожила на Васильевском. И метро открылось, когда я уже училась в школе.
– «Не вызвать ли такси?» – «А до мостов успеем?»
Моя любимая подруга Ленка жила на Петроградской. У самого Кировского моста. У неё день рожденья 29-го мая. С утра мы отправились на Ситный рынок и купили себе помидор – азербайджанский – по 8 рублей килограмм. Один. Съели его вдвоём – с солью, без хлеба.
Потом готовили, накрывали, потом – почему-то на первом курсе мы были интеллигентными хорошими девочками и мальчиками, решительно не склонными к бесчинствам, дебошам и глупостям, вроде танцев – наверстали мы после окончания института – ни одной пьянки не обходилось без варварских плясок, прыжков –непременно что-нибудь билось – любимая тарелочка ленкиной мамы со стенки, стеклянная дверь, вонзая осколки в руку, так что доблестному сразу после первого Меда врачу скорой помощи, одному из нас, пришлось оказывать эту самую скорую помощь...
Мы вывалились из ленкиной квартиры, на том самом рассвете, который в четыре утра. И ждали моста на петропавловском пляже с ослепительным солнцем на зажмуривающихся глазах.
Это было в 78-ом. Мы уже знали, что уедем. Всё было решено и раскручено. И я говорила своему другу, а ленкиному мужу Борьке – «Я не понимаю, как я уеду. Как я буду обходиться без сирени на Марсовом поле.»
Борька справедливо отвечал: «Ты не в мае всё это себе представляй, а в ноябре.»
Если меня спросить неожиданно – назови значащие для тебя города, и в каждом что-нибудь одно – если по хронологии, чтоб не обижать никого – Ленинград, Вильнюс, Рим, Флоренция, Венеция, Париж.
«только чёрный буксир закричит посредине реки, исступленно борясь с темнотою»
Остра Брама, залитая солнцем, нос шевелится от щекотного весеннего запаха, расстёгнутая куртка, а чуть позже – Святая Анна на закате – из кирпичной – кровавая.
Рим – нет, на Рим не хватит одной картины – Рим – летнее утро, высоченная стена у Тибра, цветушие олеандры, ящерицы на набережной в траве, кошки на Ларго Аргентино, гигантские пинии в маленьких садах, нет, причём тут Рим – я про мост, про Рим потом, про Рим не перестать – опять уже два года не была...
Закат у церкви Сан-Миниато – красный купол внизу, и башни, «к всечеловеческим, яснеющим в Тоскане». А мне хочется – к синеющим – они синие, тосканские холмы...
Тишина, оглушающая уши – ступеньки перед вокзалом, водяной плеск.
Маленькая площадь с платанами посредине, почти замкнутая – Contrescarpe – под платаном клошар с воздушным шариком и бутылкой шампанского – день рожденья у него. Белое пиво в стакане, собаки – лабрадор понюхал что-то у фонтана, пробежал пудель – «...но есть покой и воля», – не знаю уж, как со счастьем
.........
И – смыкается круг – «...мосты, словно кони, – по ночам на дыбы».
«Останься на нагревшемся мосту, роняй цветы в ночную пустоту, когда река, блестя из темноты, всю ночь несет в голландию цветы»
«Когда войдёшь на родине в подъезд, я к берегу пологому причалю»
Самое красивое из человеческого виденное мною в Америке – мосты. Я не люблю небоскрёбов, нью-йоркские улицы пригибают меня к земле. Утомляют, нога заплетается за ногу, когда я бреду по ним бесконечным, задрав голову кверху. А вот мосты – железные летящие...
Недалеко от Гавра, возле огромного моста через устье Сены, растёт облепиха.
Le pont des Arts – «Si, par hasard: Sur l'pont des Arts: Tu croises le vent, le vent fripon ...»
Париж плывёт к этому мосту – узкий лодочный нос острова Ситэ прямо на него направлен, а шпиль Нотр Дам – мачта.
Джаз на мостике между Ситэ и Сан-Луи – белое-розовое-лиловое цветение – человеческий голос саксофона. Самая сексуальная на свете музыка – саксофон. Ну, а если Армстронг – ну, тут уж и вовсе сказать нечего – только мурлыкать и умирать.
Гигантский мост через устье Луары – по свидетельству
«По радуге бледного моста
Уходят в небо машины,
А радуга – только в три цвета,
Крутая, как этот мост.
Дорога уходит в небо,
А в небе давно я не был,
Но помню: бретонские сосны –
Над облаком в полный рост.»
Мы с мамой и с подругой Олей ждали под мостом Володарского лодки Бум-Бурум с двумя папами и с нашими младшими. Их всё не было, не было... Мы же не знали, что мотор то и дело глох. Костёр из палочек разожгли. Когда наконец Бум-Бурум появился (я вот только не помню, назвали мы его Бум-Бурумом сразу или чуть позже?), и мы с Олей погрузились, – лодка осела по самые борта – но наша отважная мама помахала нам рукой, и мы отплыли...
Я слишком поздно повезла родителей в Италию, мама почти не сумела обрадоваться... Если б на год раньше...
Сейчас мне кажется, что во всём том путешествии по-настоящему хорошо было ей один раз – мы стояли на мосту, ведущем на Isola Tiberina – и медовый фонарный свет на чёрной воде...