Я весьма скептически отнеслась к мысли о том, чтоб отправиться на него: огнеглотателей мы что ли не видели?
Часов в девять на кухне началась обычная предужинная суета – кто салат моет, кто яблоки для соуса к утке режет.
Толкались вчетвером –
Стемнело. И – за окном возник огромный светящийся богомол. Он медленно плыл на грузовичной платформе, тихо раскачиваясь под рокочущую нарастающую музыку. Дружелюбно кивал головой окнам третьего этажа.
Перед богомолом на ходулях танцевали, возносились в воздух странные фигуры, отбрасывая длинные тени.
Мы бросились к лифту, все, кроме
Скорей, скорей, бегом на улицу.
Мы шли в толпе других таких – заворожённых – взрослых, детей, малышей на руках – с блаженными улыбками.
Шли за богомолом, в такт его качаньям, потом нырнули на тропинку, огибающую лебединый пруд, чтоб выйти ему навстречу, к танцующим на ходулях.
Из темноты музыка через пруд перешла в глухой подводный рокот, и от сияния отделилась фигура в белом, вошла в воду и заиграла гигантским огненным обручем. По тихой чёрной воде с шипеньем бегали разноцветные огни.
Обруч потух. Тропинка завернула, и мы встретились с богомолом нос к носу. Фигуры на ходулях взлетали в воздух, как Гришка, и приземлялись почему-то без грохота.
...
Богомол направился к для него построенной сцене на рыночной площади, а мы, как барон Мюнхаузен, вытащили себя за волосы и потащили к дому.
Я впервые поняла про дудочку...
Всё это происходило в ту субботу, когда открываются разные волшебные двери, и можно посетить хоть министерство, хоть парижскую канализацию, хоть загадочные метрошные туннели.
Но в Meudon-la-Forêt нечего посещать, кроме теплостанции с огромной разрисованной трубой, по которой бегут белые облака и вечно светит солнышко.
Journée du patrimoine. А нам – Крысолов!