Всё-таки что странней всего – это привычливость – обживание, например, пространства.

Вчера две ёлки над лютиковой поляной по дороге в магазин, сегодня квартирные стенки с кустом сирени за окном далеко внизу на газоне.

Завтра автобус и три часа лекций.

Странным образом нет большой разницы между бесконечностью и мгновенностью. Это вот состояние раннего лета – нарисованные на небе облака, и лютики – шёлкова бородушка – масляна головушка – buttercups, мычание, заходящее в горло горестным счастьем, когда плевать тебе на голодающих Африки и непонятно, откуда берутся войны и прочие несчастья, а только бредёшь по тропинке через луг с первыми маками, и гряды холмов всех оттенков зелёного друг за другом, и солнечные пятна, и дикие нарциссы, и вдруг сладость коровьего запаха, и заячьи уши торчат из травы, и перебегает дорогу зверь пушистый с огромным хвостом по имени genette – судя по картинке с подписью в книжке – а по словарю генетта ???

На кончике языка перекатывается «и вот, бессмертные на время, мы к лику сосен причтены, и от болезней, эпидемий и смерти освобождены.», крутится шарманковой песней.

А потом вечер, холод, отчаянно пахнущая сирень – ничто не обобщает так, как запахи.

И твёрдое знание хрупкости – всё так, всё так, пока ничего не болит, пока несчастья грядущие где-то за кустами прячутся, и только знаешь, что жизнь не бесконечна, а когда-то ведь этого совсем не знал.

И в воздухе первый тополиный пух, и садится на реку, и порхает с жёлтыми бабочками над травой.

Шмель запутывается в глицинии, жужжит «раннее лето, раннее лето»...

И протягивает губы ослик, а у тебя в нужный момент не оказывается морковки...