Очень редко в моём детстве удавалось пускать мыльные пузыри. Иногда на даче они вдруг поднимались над странным ребристым предметом под названием "стиральная доска" ("и с доскою будешь спать со стиральною за машину за его персональную"); этот дикий предмет мама употребляла летом в каких-то дачных садах, когда мне было совсем мало лет. Даже фотография сохранилась - мама в платке стирает в корыте, из которого вся в мыле торчит доска, а рядом я в панамке стираю в тазике. Кто бы мог подумать, что став постарше, я правдами и неправдами буду НЕ стирать, спихивая это гнусное занятие на кого-нибудь другого.

Мыльные пузыри были волшебно прекрасны, ещё прекрасней вишенок, которые делали из лопнутых воздушных шариков.

Крайне несправедливо, что именем этой дивной летучей почти и не материи называют с презрением неудачные проекты с элементами пускания пыли в глаза. Впрочем, и замки на песке тоже имеют очень неприятный переносный смысл.

Теперь-то что - в любом игрушечном магазине продаётся трубочка с мыльной пеной и петелька - пускай пузыри, сколько хочешь.

Вчера мы с моим самым давним на свете другом - мы знакомы с четырнадцати лет - сидели за уличным столиком на площади Javel, пили кофе и глазели по сторонам на воскресную парижскую жизнь.



Шелушились каштаны, под серой сбившейся корой проглядывали зелёные пятна, кто-то читал книжку, кто-то болтал по телефону. Свободных столиков не было совсем. Элегантная женщина в тёмных очках с сигаретой сидела перед бокалом с белым вином, когда она заговорила по мобильнику по-итальянски, мне стало очевидно, что ни на каком другом языке она и не могла заговорить.

Вдруг в воздухе появились мыльные пузыри, - целая флотилия - один огромный, переливаясь боками, пролетел совсем низко над нашим столиком и скрылся за углом.

Потом проехал ребёнок на самокате, а ещё через некоторое время поджарая морщинистая седая тётка - тоже на самокате - ей было не меньше семидесяти.

Я никогда в жизни не ездила на самокате.

Пожалуй, я попрошу самокат в подарок к девяностолетию, пусть мне его подарят те друзья, которым сейчас тридцать, а тогда будет 65, и я в воскркесенье прокачусь по утренней парижской улице, с трубочкой и петелькой, выдувая самые прекрасные на свете пузыри.