Красный крест на шапочке сестры милосердия времён первой мировой войны.
Пустое, белое, - только толстые, как снегири, малиновки на кустах. Белая бесконечность.
Одуванчик хочу - жёлтый, мохнатый, стебель потереть, руки соком замазать. Белое.
В России вороны в серых жилетах, во Франции чёрные, в Италии серые, в Сибири чёрные. Где встречаются вороны серые и вороны чёрные? И залетают ли туда белые?
В белой пустоте нахохленные чёрные вороны со скрипом садятся на чёрные сучья.
....
По замерзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.
Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.
Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все.
Только смерть нас одна собирает.
....
Написано в 62-ом году.
Генеральная репетиция ещё не прожитого? Знание судьбы? Не тут ли отличие гениальной поэзии от просто очень хорошей? Стих, кажется, первичен, судьба за ним...
