Мы были не одни такие, кто спохватился в последнюю секунду, – так что пришлось некоторое время постоять под серым дождём на улице.
Это, конечно, не сдвоенная выставка, а две отдельных. Только на выставке Ван-Гога рядом с некоторыми его работами висят репродукции работ Хиросиге, с которыми по мнению устроителей выставки эти работы Ван-Гога перекликаются. Иногда я согласна, что и вправду картины рифмуются, причём, как правило, не тем, что изображено, не тем – как, а неким внутренним ритмом, композицией, в которой у Ван-Гога где-то солнце висит в том же углу, где луна на родственной картине Хирошиге, в другой работе вместе моря возникает поле, а в третьей стога сена вместо гор...
К сожалению, мы начали с Ван-Гога. После его буйства смотреть маленькие изящные пейзажные гравюры Хиросиге было как-то не слишком интересно.
Я прочитала всю информацию, развешанную на постерах на стенках – как Ван-Гог был влюблён в японское искусство, как ему казалось, что Прованс, куда он собирался, окажется похож на не виданную им, но прекрасную Японию.
Честно говоря, это слегка экзальтированное восхищение японскими художниками мне напомнило, как Бродский любил говорить, что учился у Рейна...
Ну да неважно. Ван-Гог прекрасен, как всегда он прекрасен. И мы с Машкой решили, что если утром, открывая глаза, посмотришь на его летнюю пахучую траву, или на курчавые, задевающие небо пирамидальные тополя, на ворон над полем, на твёрдо топающего золотого сеятеля, то день проживётся радостней.
В одном письме к Тео Ван-Гог писал про путешествие в Прованс, про дорогу, про то, как меняется цвет неба.
Завтра в 6 утра мы всё это в очередной раз проверим – правда, автострада – далеко не лучший способ передвижения, но в Провансе даже и с автострады станет ясно, что небо другое.
В общем, вернёмся первого апреля...
Ишмаэль о выставке
