Я совсем этого не помню – интересно, где я была – в классики скакала, с наслаждением толкая банку из-под гуталина, на нашей почти безмашинной (две школы, детский сад, ещё чего-то...) Шестой линии, или гоняла по ней на одолженном велосипеде, или (Ваську я иногда дразнила рассказами про то, сколько бессмысленностей в детстве делала) сбрасывала с развилки на стволе старой толстой ивы в каком-то зелёном то ли дворе, то ли крошечном садике ломаную детскую коляску, и она с грохотом ко всеобщему восторгу валилась на асфальт, а может быть, с любимой подругой выслушивала рассказы «плохих мальчишек» – её соседей-второгодников про то, что девочки берутся из живота, а мальчики из попы?... Кто знает, что я делала, но меня не было дома.

Машке было года четыре, ну, от силы пять. И пришёл в гости Васька, и видимо, родителей дома не было тоже. Васька пришёл почему-то с большим ящиком.
И вдруг раздалось мяуканье, вполне натуральное, Машка очень удивилась, вроде не было у нас котокошки. Стала искать, думая, что Васька, может быть, с собой кошку принёс. Нету – в одной комнате нету, в другой нету, в коммунальном коридоре тоже нету, - тогда Машка обвиняющим голосом сказала: «Это вы мяукаете». – Ну, посмотри, ты же видишь, что я не мяукаю.

Васька сжалился – и показал ей, что мяукает ящик, только взял с неё честное слово, что родителям она об этом не скажет, – пусть они поищут кошку, когда придут.

И искали – под кроватью, в сортире под огромным окном (у нас сортир был, как танцзал, с окном), под вешалкой в прихожей, да мало ли где...
Вот так она вперые познакомилась с магнитофоном, – они тогда были громадные и очень удивительные. И с Васькой тоже познакомилась.