Никто не отозвался, и ворона взмахнула чёрными блестящими крыльями, и улетела прочь – с глаз долой.
Бродский в каком-то интервью говорил, что про каждый стих боялся, что он последний, – преувеличивал, наверно, но в принципе, общее место – такой страх.
«Привычка ставить слово после слова»...
Васька, когда появлялся стих «не из лучших», боялся, что конец, что «лучших» больше не будет, и я всякий раз его уговаривала, что «лучшие» – на то и лучшие, что не каждый день...
А я боялась, что иссякнут темы – пройду по улице, и ничего не увижу – улица и улица – чего огород городить.
– Слушай, на берёзе сидит ворона и что-то говорит – а получается карррррр, большая ворона, и от ветра раскачивается вместе с берёзой
– Это уже было, сколько можно. Не хочу повторяться. Не получится.
– Ты всегда говоришь, что не получится, а потом всегда получается
– Что ты обижаешься, ну, я же чувствую, что не получится
– Запишем?
....
На ветке сидит ворона, ворона сидит на ветке, на ветке ворона сидит...
Укоризненно смотрит на меня кошка Гришка, растопырила усы – и глядит круглыми светлыми глазами.
