У Гауди колонны – пальмы.
А в соборе в Кордове, выросшем из мечети, – прохладный сумеречный лес колонн.
Вечером в нашем лесу гулкая тишина. «Так тихо, что не слышно слов».
Даже собака Таня в этом торжественном затаившемся мире жалась ко мне, не нарезала, размахивая ушами, скоростных кругов.
Дорожка в овраг – туннель без крыши – со стенок скалилась рыжая с закатной кровью глина.
Заросли уже отцветшего косматого иван-чая, малина-ежевика-крапива, почти совсем сомкнулись кусты над узенькой тропинкой наверх, где когда-то кролик Нюше под лапы бросился. Уши метнулись – и в норку.
Вдруг под кустом ежевики материализовался дяденька в приличных штанах и с портфелем, – с работы шёл, ежевику ел. Увы, грязно-белый бес заметил его раньше меня, и не успела я предотвратить счастливых объятий.
Первый осенний звук – дробь падающих желудей – ещё редкая – недели через две будут канонады.
«А этот грохот пробивает листву – жёсткий ливень из желудей»
Неподвижные каштановые стволы – тёмные – с живыми золотыми зайцами – они неспешно спускаются по стволам. Насквозь просвеченный воздух над широкой аллеей. На земле пёстрые через папоротники солнечые лужи.
Васька с Катей впереди, покачивается чёрный хвост...
...
Когда мы с Таней вышли на улицу, свет уже стелился по траве...
