Из колодца

Это очень-очень грязная собака, чемпионка по грязности, она бы с удовольствием, поздравляя, об тебя во всей своей грязности обтёрлась, но ведь тебе не привыкать?!

Крепкая старуха живёт тут у нас, каждое лето её на пляже встречаем. Ходит загорелая, без лифчика. Совсем не красавица, и её восемьдесят - при ней, а смотреть приятно.

Надевает маску и уплывает надолго. На пляж прикатывает с холмов на мотоцикле. У неё у самого пляжа, через который мы ходим в одну из наших бухт, сарайчик, там барахло всякое валяется, стол стоит, и за столом старухи-старики сплетничают, в карты дуются до самого вечера. Завидев нас с Катей, выходят здороваться.

У этой старухи был боксёр - мощный такой, топал разлапо, фыркал, не торопился.

Целуется с Катей - "Боксёр умер. Восьмого мая. Было ему восемь с половиной. В праздник в Йер повезла. Опухоль у него была. Просто язвочка на ноге небольшая. Оказалось, опухоль. И не сделать уже ничего. Восьмого мая, да, в выходной день, кровотечение началось. Пришлось эвтаназию. Ничего не сделать. Восьмого мая, да. Это третий у меня боксёр, раньше мы с мужем вдвоём их терпели, умер муж, теперь я одна терплю. С собакой не бывает одиноко. А здесь зимой - никого почти. Пусто. Но с собакой - не одна. Теперь осенью возьму в приюте маленькую собачку. В моём-то возрасте... Маленькую. Но ведь я люблю больших собак..."

The light years

James Salter “A Sport and a Pastime”

Эта книжка по сути – ничего особенного – так – заметки, воспоминания, добрые советы – Париж, лыжи в Австрийской деревеньке, Колорадо, чуть-чуть Японии на велосипеде, Луарские замки, скалолазанье, провинциальная Франция, прогулки пешком вдоль моря в Англии.

Читаешь не очень внимательно, вдруг натыкаешься на какую-нибудь фразу, на которой останавливаешься, заполняешь собственным опытом и смыслом, - и чувствуешь сродство.
Вот о лыжах в Тироле:

« Man occasionally makes something beautiful, God nearly always. It seems that these mountains are like that. The ski towns lie at the foot of them, coming to life in the dusk. Tomorrow you will be kicking off your bindings after the last run of the day, legs weary, lungs and soul purged, and trudging slowly downhill to comfort that is like a timeless dream of home. Then there is the next day and the day after that and on and on until two weeks are up, or three, and suddenly it’s time to leave, that soon. People are driving into town as you depart, fresh faces glimpsed through the windshield, those for whom it is just beginning »

Суть путешествия – целая жизнь,пережитая в одном коротком клочке, который первую половину – до середины – кажется длинным, почти бесконечным, а потом – катится с горки, набирая скорость.


Любопытно, что у Солтера много спорта присутствует – слалом, велосипед, скалы. И весь спорт у него – длинного дыханья – даже слаломные спуски не те расчищенные горки, которые несут на себе печать специально созданных стадионов, а длинные лесные спуски среди деревьев. И скалы – не короткие подъёмы, а такие, что вершины сходу и не видишь, и погода может испортиться по дороге.

« Still, it’s like the old days to come skiing down the long, long run from the top, kilometer after kilometer of winter landscape, all of it snowbound, the houses of the valley far below, the trail running swiftly, endlessly it seems beneath your skis. »

Я в принципе спорта совсем не люблю, но у Солтера лыжи меня захватывают – их другой, не вполне спортивной составляющей – лесом, ёлками, вечерними огнями в деревне, одиноким могуществом... Вроде бы, для него главное во всех описанных им спортивных занятиях – независимость, автономность. В этой книжке отчасти чувствуется вполне хемингуэевский «мачевский» подход к себе, в котором самоуважение довольно сильно базируется на личной физической независимости, определённой самодостаточности . Только отталкивающее у Хемингуэя – становление на охоте, у Солтера превращается в совершенно невинное – становление на лыжах или на скалах, и без фанатизма.
....
И совершенно родное моему ощущение, в котором отношения с миром, воспринятом в его мелочах, в деталях, в сияющей в лунном свете монетке на мосту, и является осмыслением жизни, её построением.

« The end of the season has come, perhaps the best time of all, silence and perfect days. One final hour by the sea. On the almost empty sand, a crab claw, two young boys and their mother, a cigar band, a half naked girl. Ave. »

Странная штука – déjà vu у меня много раз случалось, а тут другое.

Когда-то, когда Новый Год был волшебным праздником, всегда долгожданным, той единственной ночью в году, когда можно было законно не спать. И петь «в лесу родилась ёлочка», фальшиво вливаясь в фальшивящий хор, и влюбляться в родительских друзей, и носить костюм пажа, думая при этом о любимом герое Меркуцио, вот в такую ночь, когда на Невский падал белый новорожденный снег, мы решили пройтись на лыжах – проложить по этому белому и рыхлому лыжню – прямо по Невскому по мостовой или по тротуару.

И вот теперь я не помню – было или нет. Просто не помню. А в кончиках пальцев покалывание, и в ушах под шерстяной шапкой – монотонный скрип, и в носу запах лёгкого мороза.

А всё-таки, было или нет? По тротуару или прямо по мостовой?

...

Сегодня утром под жёлтым фонарём я видела дерево-броненосца – в сверкающем панцыре из жестяных негнущихся листьев. И розовый крепкий бутон на камелии.

Хорошо, что нельзя до конца привыкнуть к этому ворочанью под ледяными дождями и ветром, к жизни, пробивающей ледяную по утрам землю, к толстым тяжеловесным бутонам на камелии и крепким, закутавшимся в сто одёжек почкам на орешнике.

Дордонь 2007. 1

Везер – приток Дордони. Поуже. Помедленней. И вода коричневая над тёмным речным дном. А вокруг сплошные троглодитские пещеры. Вообще – Франция – троглодитская страна – Центральный Массив и его отроги – троглодитские коммунальные квартиры.

Из троглодитской столицы les Eyzies нас вместе с байдаркой отвезли вверх по течению Везера на раздолбанном автобусике кривенькими дорожками и спустили на воду с пятачка пляжа в просвете между кустов.

Мы поплыли обратно в les Eyzies – около тридцати километров. Когда года два назад мы впервые плыли по Везеру, никак не могли понять, почему на верхушках кустов иногда попадаются тряпки, флаги странные что ли? Потом то ли прочитали, то ли всё-таки сообразили – остались с паводка!

А в этом году, после того, как апрельская жара и засуха сменились прохладным и дождливым летом, вода очень высокая, и на тех пляжиках, где мы год назад останавливались и купались, не причалить. Пару раз всего-то вылезли на берег, и то, я прыгала там, где по пояс.

tarzanissimo и bgmt гребли, а я сидела с аппаратом на носу – и акынствовала. Только вот освещение исключительно неудачное. Плыли почти на солнце.




( Collapse )

Повесть и два рассказа : «Дом 10», «День или часть дня», «Дом-музей».

Мне прислал её по почте (не по электронной, между прочим!) iris_sibirica.

Бывает проза, у которой размыты границы с поэзией. Вот это такая.

Громоздятся детали, увиденные одновременно с птичьего полёта, с Марса и – изнутри. Добросовестное картографическое описание историком-географом неизведанных мест, – только этот отстранённый картограф ещё и абориген.

«Дом 10» – повесть о любви к времени и месту.

И место, вроде бы, любить не за что – московские окраины, не старый центр, не даже проспект Калинина с церквушкой, прислонившейся к небоскрёбу, Тушино – уродские новостройки на пустырях, проспекты, названные именами всеми забытых революционеров и не менее забытых пионеров-героев, старые фабричные корпуса, железная дорога, товарняки бухают по ночам, грязная вода в водохранилище.

Да и время – не лучше – конец 70-ых. Данилов моложе меня на 15 лет – моя юность – это его детство.

Но любое время и любое место – чья-то жизнь, и и что такое память, как не любовь.

Потрёпанные автобусы, «посреди площади стоял небольшой автобус. Немного помятый, не потому, что он попадал в аварии и бился бортами о твёрдые предметы, а просто от времени, от постоянного, годами, трения о воздух, о человеческие взгляды и вздохи», замызганные дома, мальчишки на велосипедах, очередь у пивного ларька, асфальтовый пяточок, где играют даже не в футбол (слишком тесно), в странную игру «два касания».

( Collapse )

Катя нервно реагирует, когда покушаются на её девичью честь.

Фокстерьеры и боксёры – любители корпулентных дам, не проходят мимо.

Сегодня Катя с tarzanissimo повстречали на прогулке пожилого месьё с боксёром. Боксёр, по словам tarzanissimo, попытался приступить к делу, даже не понюхавшись, – естественно, Катя взрычала.

Бедный боксёр от ужаса бросился к месьё искать защиты от вздорной бабы, а тот посмотрел на него укоризненно и со вздохом сказал, обратившись к tarzanissimo, что он (сам месьё) уж был в молодости посмелее своего боксёра – что за мужики пошли, в общем...

«Эта тряпочка была когда-то грозой Одессы»...

( Collapse )

Мне этим летом попался дом. Мой.

Мы к дому приплыли. Часа полтора плыли от ближайшего к нему пляжа.

Бухта, скальная стена, ещё бухта, ещё скальная стена, бухта - в дальнем углу дом.

Один. За ним заросший соснами холм.

Есть к дому какая-то дорожка, мы, выбравшись на берег, на полоску сухих водорослей, которую условно можно назвать пляжем, видели за домом под сосной машину.

Перед домом терраса - большая и почти пустая - деревянный настил - тёплые доски. Доходит до воды, чуть выше воды, - в шторм её наверняка заливает.

На террасе огромный деревянный стол. Пара странных шезлонгов на колёсах. Старый ржавый катер стоит на ржавых полуразрушенных рельсах, уходящих в воду.

Настоящий спуск для катера рядом, самого катера не видно. Может, уплыл, может заперт в подвале.

У края террасы сосна, к сосне на верёвке привешена огромная плетёная корзина, чтоб над морем качаться.

Маленькие окошки и огромные стеклянные двери, выводящие на террасу. Но тяжеленные деревянные ворота прикрывают двери.

Вокруг дома валяется разное морское барахло - ласты, маски, водная лыжа, надувной крокодил.

Пахнет соснами и морем. Пароходный колокол над воротами, маленькой колокольчик над боковой дверью. Грубая кульптура - камни залиты цементом так, что получилась рыба с глазами, а посерёдке выдолблено отверстие для цветочного горшка.

Мы плавали туда два раза, этот ближайший к дому пляж не слишком близко от нас - минут 40 на машине ехать.

В первый раз в доме были люди. Очень славные с виду молодые ребята. Мы грелись на водорослевом пляже, а они куда-то торопливо собирались. Надели штаны, закрыли стеклянную дверь и уехали на машине.

Во второй раз дом был пуст и закрыты деревянные ворота. Тогда-то я его обошла со всех сторон, увидела за домом баскетбольную корзину на сосне и маленький древний грузовичок, типа послевоенных виллисов, кажется, - на них очень любят во Франции ездить по жутким каменистым дорожкам в горах.

Я нашла дом на карте - такой, где в сантиметре 250 метров. Он и вправду один.

В таком доме надо писать романы, или картины. или камень долбить.